Диалектика русской революции

Написано в 1956 году

1. Вопросы, подлежащие исследованию

Маркс и Энгельс много внимания посвятили проблемам пролетарской революции, путей и форм завоевания пролетариатом господствующего положения в обществе, задачам, встающим перед ним на другой день после революции, в том числе задачам культурного развития.

В т. XV “Собрания сочинений” Маркса и Энгельса мы находим статью “Эмигрантская литература”, которая посвящена французскому революционеру Огюсту Бланки. В статье этой мы находим освещение концепции Бланки, которая очень полезна для разъяснения интересующего нас вопроса.

В этой статье наше внимание привлекает прежде всего следующий отрывок, который привожу дословно:

“Бланки – пишет Энгельс – в своей политической деятельности был по преимуществу “человеком дела”, верившим, что небольшое хорошо организованное меньшинство, выступив в надлежащий момент с попыткой революционного переворота, может первыми несколькими успехами увлечь за собой народную массу и совершить таким образом победоносную революцию… Из того, что Бланки представляет себе всякую революцию как переворот, произведенный небольшим революционным меньшинством, само собой вытекает необходимость диктатуры после успеха восстания, диктатуры, вполне понятно, не всего революционного класса пролетариата, а небольшого числа лиц, которые произвели переворот и которые сами, в свою очередь, уже заранее подчинены диктатуре одного или нескольких лиц” (т.XV, стр. 225)

В другом месте Энгельс пишет о бланкистах: “Что в планах бланкистов отводилось известное и даже очень большое место массе, это хорошо известно каждому. Но отношение бланкистов к массе было утопическим, в том смысле, что они не понимали, как важна ее революционная самодеятельность. В их планах действовали, собственно говоря, только заговорщики, а массы лишь содействовали, увлеченные хорошо организованным меньшинством”.

Энгельс возвращается к бланкистам и в другой статье, характеризуя их как людей, которые “стремились к тому, чтобы опередить революционный процесс развития, вызвать в нем искусственные кризисы, сделать революцию в такое время, когда еще не было необходимых для нее условий… Они были алхимиками революции”.

Энгельс нарисовал здесь социальную революцию по Бланки, такую революцию, которая приводит к господству нового класса, получающего возможность преобразовать общество. В этом изображении есть руководители, есть народные массы, которые содействуют руководителям, увлеченные ими в процессе социальной революции. Стоящее во главе революции небольшое число лиц, подлинные руководители восстания, сами, в свою очередь, “уже заранее подчинены диктатуре одного или нескольких лиц”. Таким образом, господство меньшинства над большинством является необходимым элементом социальной революции, совершаемой по бланкистским рецептам. Это господство есть необходимая принадлежность этой революции, как совершенно неизбежным следствием ее является диктатура одного или нескольких лиц.

Итак, хорошо организованное меньшинство захватывает власть в государстве и приступает к выполнению социалистической программы. Оно концентрирует в своих руках все источники народного богатства и все средства принуждения.

Главной чертой состояния, переживаемого таким обществом, является диктатура революционного меньшинства, овладевшего властью. Но так как это меньшинство, как оно утверждает, выражает интересы своего класса, то диктатура этого меньшинства, по словам его представителей, есть господство класса, поручившего меньшинству руководить организованной силой общества для защиты его классовых интересов, для прямого и косвенного подавления всех тех общественных движений, которые угрожают интересам пролетариата и всех трудящихся. Главная же задача государства после победы заключается в создании социалистической экономики.

Предсказания Маркса и Энгельса об умалении и даже отмирании государства после того, как основная задача, поставленная перед диктатурой, будет разрешена, в свете нового опыта – опыта русской революции – были пересмотрены.

Значение государства неимоверно усилилось под влиянием двух обстоятельств: во-первых, потому, что социализм строился в отдельно взятой стране, в условиях капиталистического окружения, во-вторых, государство было призвано осуществить не только переворот в материальных условиях, в условиях производства, но и выступить в качестве активного фактора социалистической революции, в процессе которой происходит удовлетворение культурных потребностей общества под руководством и контролем органов государственной власти.

Рассмотрение происходящих процессов мы начнем с изучения тех отношений, которые складываются между классом пролетариата и партией, осуществляющей диктатуру класса; после этого мы перейдем к рассмотрению тех отношений, которые необходимо складываются внутри партии; объективные результаты в системе общественных отношений в целом будут рассмотрены в последнюю очередь, как вытекающие из процессов первого и второго рода.

2. Отношения между классом и партией в процессе социалистических преобразований

В лозунге “диктатура пролетариата” резюмируются отношения класса пролетариата и партии пролетариата. По разъяснению Сталина, этот лозунг следует понимать так, что (1) “партия есть высшая форма классовой организации пролетариата”, (2) что “диктатура пролетариата может быть осуществлена лишь через партию, как ее направляющую силу”, и (3) что “диктатура пролетариата может быть полной лишь в том случае, если ею руководит одна партия, партия коммунистов, которая не делит и не должна делить руководства с другими партиями”.

Из этих положений следует ясный вывод, что партия, которая осуществляет диктатуру пролетариата, запрещает деятельность всех тех партий, которые могут претендовать на участие в диктатуре. Собственно о прямом запрещении всех партий, кроме коммунистической, в приведенном определении нет речи, но ясно, что сохранить свою монополию партия может лишь при определенных политических условиях: лишения всех сил, стоящих вне той партии, которая осуществляет диктатуру, всех демократических свобод, прежде всего свободы устного и печатного слова.

Из дальнейших разъяснений мы узнаем, что лишая свободы слова всех инакомыслящих, партия тем самым водворяет пролетарскую демократию, так как пролетариат приобретает свободу тем же актом, которым лишаются свободы все остальные группировки, зачисляемые в эксплуататорские. Таким способом в число этих “эксплуататоров” попадают также и те, кто желает разъяснить пролетариату его положение с другой точки зрения.

В новой формулировке на XХ съезде КПСС положение о диктатуре звучит иначе: “При всех формах перехода к социализму непременным и решающим условием является политическое руководство рабочего класса во главе с его передовой частью. Без этого невозможен переход к социализму”. В этом выражении формулировка “во главе с его передовой частью” разъясняется только путем обращения к старой формулировке Сталина. На вопрос, кому принадлежит честь именоваться “передовой частью”, старая формулировка четко и ясно отвечает: “партия коммунистов, которая не делит и не должна делить руководство с другими партиями”. Без руководящей роли этой партии “невозможен переход к социализму”.

Выходит, что новая формулировка говорит по существу то же, но иными словами. Спрашивается, зачем в таком серьезном вопросе прибегать к замене ясных и точных определений неясными и неточными? Как должен поступить рабочий класс, например, в Англии, где партия коммунистов вот уже несколько десятков лет переживает застой? Должен ли рабочий класс Англии считать партию коммунистов своей “передовой частью”, в то время когда он полон решимости завоевать политическую власть парламентским путем? В чем же выражается передовая роль коммунистической партии Англии? Не напоминает ли она те дворцовые часы, которые навсегда остановились в минуту смерти короля? Не в теории, а на практике коммунистическая партия Англии остается болотом, мешающим рабочему классу двигаться вперед. Выходит, что именно эту партию рабочий класс Англии должен считать своей передовой частью, без руководства которой невозможен переход к социализму. Странная логика!

Итак, диктатуру пролетариата осуществляет одна партия, партия коммунистов. Партия, как известно, включает не только передовую часть пролетариата, как гласит теория, но она включает также представителей других общественных классов. Существующие между классом и партией взаимоотношения теоретически можно подвести под один из следующих случаев.

Первый случай: между руководящей партией и руководимым классом существует полное согласие, как, например, в России в 1917 году, когда во главе рабочего класса стояла партия большевиков с Лениным во главе. Это согласие выражается в форме свободного волеизъявления класса. Решение партии есть воля всего класса.

Второй случай: между партией, претендующей на руководство, и классом отсутствует контакт. Партия, которая претендует на руководство, проявляет максимум терпения в своей разъяснительной работе, но ее усилия не дают нужного результата. Но так как интересы диктатуры рабочего класса имеют решающее значение, окончательное решение в споре должно принадлежать партии, класс должен ей подчиниться. Руководимые должны подчиниться руководителям. Класс должен принять то решение, которое считает правильным партия.

Повседневно повторяясь, практика упрощает процедуру, принимая во внимание, что политическая власть в государстве принадлежит партии, той единственной партии, которая осталась во главе класса. Вместо того чтобы разъяснять массам и убеждать их в правильности решений партии, можно просто информировать их о состоявшемся уже решении. В разъяснительной процедуре впоследствии появляются новые элементы, хотя сущность остается прежней: партия решает, класс исполняет.

Так осуществляет пролетариат свою диктатуру через партию. Из силы направляющей партия превращается с течением времени в силу командующую. Отношения между пролетариатом и партией, которые складываются в условиях, как выражаются, “ограниченной демократии”, напоминают отношения между рядовыми воинами и армейскими командирами. Но кому может придти в голову мысль, что армия является воплощением принципа демократии?

Насилие не тождественно силе. Всякий разумный человек легко понимает, чем отличается сила от насилия. Насильственные действия, пускаемые в ход не вовремя, вредят лишь той силе, которая к ним прибегает. Насильственные действия, жертвой которых становится и сам пролетариат, и все трудящееся население, такие действия, применяемые с самыми лучшими намерениями, способны только задержать общественное развитие.

Итак, мы подходим к главному вопросу, подлежащему исследованию. Если партия состоит из людей различного социального положения, объединенных общностью цели и путей, ведущих к цели, возникает вопрос: может ли она доказать, что она действительно ведет к поставленной цели, – к обществу без классов, к отмене всех производственных отношений, соответствующих производственным отношениям капитализма?

И доказать это требуется в обществе, в котором право голоса имеет только заинтересованная сторона, где мнение, не совпадающее с официальной доктриной, не только не имеет права на существование, но и подлежит, выражаясь официально, “выкорчевыванию”.

Философы утверждают, что практика есть критерий истины. Но люди занимают различное положение в отношении к тому, что совершается в практической жизни, и партия как раз состоит из таких разнородных людей.

Теоретически говоря, верховным судьей при решении этого основного вопроса является класс – пролетариат, а также примыкающие к нему социальные группы, от имени которых действует диктатура. В состоянии ли, однако, трудящиеся быть верховным судьей в этом вопросе, если решающее слово принадлежит только тем, кто действует от их имени, в состоянии ли они вынести объективное суждение по своему собственному делу, по вопросу о том, правильно ли употреблена сила диктатуры?

Для того, чтобы сохранить роль верховного судьи, класс должен был бы на всем протяжении революции сохранять свое активное влияние на ход ее развития. Но ведь мы знаем уже, что он “доверил” руководство выходцам из различных классов и что в ходе развития революции он фактически потерял свое решающее влияние на ход событий.

Спрашивается, что же осталось от диктатуры всего революционного класса? Не правильнее ли заменить этот устаревший термин более точным: диктатура партии, которая “не делит и не должна делить руководства с другими партиями”.

Произведя эту замену, мы будем ближе к правильному определению диктатуры по Бланки, как ее излагал в свое время Энгельс. Напомню приведенные выше слова Энгельса: из того, что Бланки представлял себе всякую революцию как переворот, произведенный небольшим меньшинством, само собою вытекает необходимость диктатуры после успеха восстания небольшого числа лиц, которые произвели переворот и которые сами, в свою очередь, уже заранее подчинены диктатуре одного или нескольких лиц.

Свое исследование мы начали с того момента, когда пролетариат выступил на историческую арену, стремясь освободить себя и всех эксплуатируемых. Устанавливаемую пролетариатом диктатуру осуществил не весь революционный класс, а только одна партия, действовавшая от его имени. Ведя рассуждение по намеченному плану, нам предстоит теперь перейти к исследованию того, что же происходит внутри самой этой партии. Процессы, которые мы будем рассматривать раздельно, в действительности протекали не только одновременно, но и взаимно обусловливая друг друга.

3. Отношения, складывающиеся внутри партии

Процессы, происходящие в стране, охватывают партию, проникают в ее недра, видоизменяют ее внутренние отношения. Начавшиеся после успешного переворота изменения приводят к тому, что те лица, которые организуют диктатуру, сами в свою очередь подчиняются диктатуре одного или нескольких лиц. Это – процесс внутренний, происходит он в глубочайших недрах правящей партии и выступает перед лицом общества только в своих отдельных проявлениях. Проследить его во всех подробностях недоступно автору этих строк. Внешнему миру приходится довольствоваться отдельными моментами, между которыми можно установить некую связь. В этой части работы большое значение имеют гипотезы.

Можно высказать, например, такое предположение, что те отношения, которые мы наблюдали между классом и партией, воспроизводятся в пределах самой партии. Все члены партии подразделяются на руководителей, которым принадлежит вся власть, и руководимую ими массу. По букве устава первые выдвигается вторыми. Фактически руководители в ходе движения становятся “вождями”, несменяемыми, сосредоточивающими все материальные и духовные средства партии в своих руках. Они руководят самой партией, беспартийными организациями и, что самое важное, от имени партии и класса, – всем государством.

В ходе этого процесса развиваются те явления, которые рано или поздно положат конец расстановке сил, породивших самый процесс. Это – самое важное! В этом, полном диалектики процессе, происходит исполненное чудес и тайн рождение и развитие единоличной диктатуры, получившей неоправданное, вводящее в заблуждение название “культа личности”.

Для того, чтобы понять этот процесс, необходимо без всякой предвзятости изучить “дарвиновскую борьбу” между вождями, претендующими на диктаторскую власть. Побеждает, как известно, та группа, которая разделяет правильную линию. “Правильной” же линией считается та, которую разделяют победители. Для того, чтобы разрубить этот заколдованный круг, надо учесть, что правящая верхушка партии концентрирует в своих руках государственную власть, что на деле означает все средства производства и все средства принуждения. Реальная концентрация этих средств дает победившей в борьбе группе партийных работников экономическое, политическое и идеологическое преобладание.

Вожди-победители держат в своих руках все средства производства, они контролируют распределение средств существования, они монопольно распоряжаются всеми средствами идеологического влияния, начиная от школы и кончая печатью.

Они, в частности, “кормят из своих рук” работников печати, превращают их в дрессированных псов, которые по приказанию своих хозяев “рвут в куски” тех, на кого их натравливает “хозяин”. Влияние победителей достигает, наконец, своей вершины.

Определение высшей политики является их прерогативой. Они являются единственным активным элементом общества. Они диктуют политическое поведение всех остальных граждан. Такое положение в государстве получило название “морально-политического единства”. Через партийный и государственный аппарат, пронизывающий все поры общества, “вожди ” контролируют политическую жизнь всей массы населения.

Через свой аппарат вожди возвышают одних, низводят других, производят все действия, имеющие целью “осчастливления” народа. На партию в первую очередь возлагается обязанность помогать вождям в осуществлении задач “осчастливления”.

Установить, насколько взгляды одержавших победу вождей соответствуют взглядам масс, невозможно, так как в стране отсутствуют нормальные пути и средства проверки. Единственным средством мог бы явиться совершенно свободный обмен мнений, свободное обсуждение, но последнее протекает в обстановке внимательного контроля вождей или их аппарата. Так как они распоряжаются всеми средствами существования, всеми ресурсами – перед каждым членом общества возникает альтернатива: или поддерживать и защищать мнения “вождей” против своих убеждений и, может быть, против интересов народа, что ведет к развитию подхалимства, карьеризма и лицемерия, – или защищать свои взгляды ценой тяжелых жертв.

Общество создает впечатление корабля, лишенного сигнальной системы. В таком обществе накапливается зло, пока образовавшийся нарыв не разорвется с тяжелыми последствиями для народных масс.

Свобода слова в этом свете способна служить сигнальной системой, предупреждающей всех, кому ведать надлежит, о готовящемся бедствии. Но “свобода слова”, говорят, есть принадлежность буржуазного общества, советское общество в ней не нуждается, советская система располагает незаменимым средством “критики и самокритики”; но в том-то и беда, что и это средство находится под контролем тех же лиц и того же аппарата, под контролем которых находится и печать.

Поднятая тема предполагает освещение не отдельных частностей, но общих начал, которыми являются безостановочно изменяющиеся общественные отношения. Взгляды людей изменяются в соответствии с изменяющимися общественными отношениями. Кто решает, что “вожди”, говорящие от имени народа, действительно выражают интересы последнего? Решает соотношение сил. А соотношение общественных сил приводит к тому, что вожди сами решают все основные вопросы, народ же выполняет их распоряжения.

На переднем плане основное значение имеет разъяснение, на заднем – насилие, страх и ложь. В сложившейся системе одержавших победу вождей власть концентрируется в одной личности, характеристику которой мы находим в документе, опубликованном после ХХ съезда КПСС и известном под названием “Культ личности и его последствия”. Не повторяя содержания документа, отметим одно место, мимо которого нельзя пройти.

“Несмотря на все зло, которое причинил культ личности (опять культ личности!) Сталина партии и народу, он не мог изменить природы общественного строя. Никакой культ личности не мог изменить природы социалистического государства, имеющего в своей основе общественную собственность на средства производства.

“Думать, что отдельные личности, даже такая крупная, как Сталин, могли изменить наш общественно-политический строй, значит – впасть в глубокое противоречие с фактами, с марксизмом, с истиной, впасть в идеализм (?).

“Как известно, природа общественно-политического строя определяется тем, каков способ производства, кому в обществе принадлежат средства труда, в руках какого класса находится политическая власть”.

В приведенных словах заключается суть вопроса: какова же природа общественно-политического строя в нашей стране?

4. Изменения в общественных отношениях

Согласно Марксу, капиталистический строй, по своим существенным признакам, отличается тем, что материальные условия производства, в форме собственности на капитал и на землю, находятся в руках не рабочих, а капиталистов, в то время как рабочие не обладают никакой другой собственностью, кроме своей рабочей силы. Поэтому рабочие, какой бы они ни были специальности, могут работать только с разрешения капиталистов, а стало быть только с их разрешения и жить.

Но наемному рабочему разрешают работать лишь постольку, поскольку он известное количество времени работает в пользу капиталиста (и его соучастников по присвоению прибавочной стоимости) даром (”Критика готской программы”). Вся система капиталистического производства вращается вокруг дарового труда громадного большинства современного общества. В этом обществе продукт общественного труда присваивается не теми, кто является его настоящими производителями, а теми, кто владеет средствами производства.

Государство как официальный представитель капиталистического общества при известных условиях вынуждено взять в свои руки руководство производством. Но и в этом случае переход средств производства в руки государства не равнозначен их переходу в руки общества, а является только ступенью на пути к этой цели. Переход средств производства в руки государства, остающегося капиталистическим, не изменяет имущественных отношений в обществе, производительными силами по-прежнему распоряжаются те, кто ими владеет, а в данном случае именно государство. Превращение производительных сил в государственную собственность не отнимает у них свойства капитала.

“Какие бы формы не принимало современное государство, оно остается механизмом чисто капиталистическим, государством капиталистов, идеальным совокупным капиталистом”. “Чем больше захватит оно (государство капиталистов) в свою собственность (средств производства), тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие остаются наемными рабочими, пролетариями” (Избр. соч. Маркса и Энгельса, т.1, стр. 136).

При господстве государственной собственности совокупный капиталист будет эксплуатировать совокупного рабочего. Государственная собственность на средства производства сама по себе не устраняет капиталистической формы присвоения дарового труда теми, кто владеет средствами труда. Нужно заметить, что уже при государственной собственности на капиталистической основе возможно плановое руководство народным хозяйством в тех же пределах, в каких оно существовало на отдельных капиталистических предприятиях. Однако мы вправе сделать вывод, что превращение производительных сил в государственную собственность само по себе не означает перехода от капитализма к социализму, перехода к строю коллективной собственности рабочих.

Такой переход потребует ряда коренных изменений, а именно: а) перехода к рабочим и вообще трудящимся права фактически распоряжаться производительными силами как своей собственностью, б) распоряжаться ими в своих интересах в целях удовлетворения потребностей как целого общества, так и каждого его сочлена, и в) самой широкой демократии, особенно свободы слова, необходимой для демократической организации своего права распоряжаться производительными силами. Только при безусловном выполнении этих трех требований “впервые в истории производительные силы превратятся из демонических повелителей в покорных слуг” (Избр. соч. Маркса и Энгельса, т.1, стр. 137).

В целях упрощения вопроса представим себе, что все средства производства, по крайней мере решающих отраслей, поступили во владение капиталистического государства, то есть той организации, которую создает буржуазное общество для охраны общих внешних условий капиталистического производства не только от посягательства рабочих, но и от отдельных капиталистов, при соблюдении общих интересов последних. Тем самым создается строй совместной частной собственности ассоциации капиталистов.

Капиталистические отношения, как мы уже знаем, при условиях, предположенных нами, не устраняются, а, напротив, достигают высшего развития.

Само собою разумеется, что превращение средств производства в собственность государства капиталистов, под каким бы именем оно не фигурировало, не исключает применения насилия, хищничества, обмана, не мешает капиталистам упрочить свое положение и положение своих слуг (бюрократии) за счет трудящихся, превращая управление общественными делами в эксплуатацию их (то же издание, т.1, стр. 139).

————

Прежде всего возникает вопрос, какое распределение общественного продукта, средств производства и предметов потребления будет свойственно обществу, в котором все средства производства, по крайней мере решающих отраслей, принадлежат капиталистическому государству?

Поскольку последнее призвано охранять основы капиталистического производства от посягательства не только рабочего класса, но и отдельных капиталистов, государство будет строго охранять государственную собственность на средства производства, а следовательно и накопления, т.е. приток добавочного капитала, производимый прибавочным трудом, в целях расширения производства.

Для достижения этой цели средства производства, составляющие государственную собственность, будут изъяты из товарооборота и будут распределяться между государственными предприятиями соответственно плановым указаниям государственных органов.

Распределение средств потребления между рабочими и нерабочими есть лишь следствие распределения средств производства, а последнее составляет характерную черту самого способа производства. Поскольку элементы производства распределены определенным образом, отсюда само собой вытекает и распределение средств потребления. Прежде всего, та часть средств потребления, которая предназначена для возмещения рабочей силы, составляя переменную часть капитала, будет поступать в распоряжение наемных рабочих в форме заработной платы. Последняя, независимо от своей видимости, а также величины, предназначена для рабочих при обязательном условии производства последними прибавочной стоимости, которая будет присваиваться государством капиталистов.

Далее, средства потребления, производимые прибавочным трудом рабочих, предназначены для распределения между классом капиталистов и лицами их обслуживающими и участвующими в “пожирании” прибавочной стоимости. Поскольку из распределения будут изъяты средства производства, исчезнет основа для возникновения новых капиталистических предприятий. Каждый участник присвоения сохранит право на присвоенную им часть прибавочного продукта в форме денежных сбережений, жилых помещений, дач и тому подобного. Эта часть прибавочной стоимости, выраженная в определенной совокупности предметов потребления, будет оставаться в распоряжении тех, кто их приобрел, и передаваться по наследству.

Государственная собственность на средства производства, как следует из сказанного, не может разрешить основного противоречия капитализма, противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения. Но “оно заключает в себе формальное средство, рычаг их разрешения” (Энгельс, “Развитие социализма…”. То же изд., стр. 136).

Это разрешение состоит в прямом и открытом захвате обществом производительных сил, переросших капиталистический способ их использования, чтобы тем самым привести способ производства, присвоения и обмена в соответствие с общественным характером собственности на средства производства. Переход последних в коллективную собственность общества совершается в форме государственной собственности, но, в отличие от государственного капитализма, государство социалистическое должно быть государством трудящихся. Такое государство предполагает строжайший демократизм и повседневный контроль со стороны трудящихся, которые контролируют весь процесс производства и распределения на равных и свободных началах.

Если это превращение государственной собственности на капиталистической основе в строй коллективной собственности трудящихся встретит неодолимые общественные препятствия, произойдет столкновение в отношениях классов. В этом случае в стране сложатся формы, зависящие от конкретных обстоятельств. Одной из этих форм, реальных и вполне конкретных, является форма, которую, в соответствии с историческими аналогиями, назовем олигархической. Поскольку она оказывает определяющее воздействие на ход дальнейшего развития, будет полезно хотя бы вкратце дать ей характеристику, чему посвящена следующая глава.

5. Изменение общественно-политического строя

Возникший после смерти Ленина строй единоличной диктатуры (ложно названный “культом личности”) подверг существенным принципиальным изменениям созданный октябрьской революцией общественный строй. В период созревания единоличной диктатуры создается атмосфера террора и лжи, под покровом которых происходят существенные изменения.

Процесс этих изменений начался вскоре после смерти Ленина и продолжался в течение всей жизни Сталина. Чтобы понять содержание этого процесса, необходимо прежде всего отметить один знаменательный, мало замеченный современниками момент, который оказал влияние на все последующее развитие, а именно – незаметный переход власти от лиц и учреждений, которым по праву принадлежит контроль, к тем, которых надлежит контролировать.

В результате этого процесса верховная власть постепенно сконцентрировалась в руках партийной верхушки. Ограниченные честолюбцы сделали из интересов партии пьедестал для личного возвышения над нею. Предсказание, сделанное когда-то Плехановым, исполнилось: “В партии остались лишь лягушки, получившие, наконец, желанного царя, да Центральный Журавль, беспрепятственно глотающий этих лягушек одну за другой”. Действительность превзошла остроумные предсказания, сделанные Плехановым десятки лет тому назад. Хотя обстоятельства изменились так же, как и действующие лица, суть предсказания поразительно исполнилась. Возвысившаяся в центре партии личность съела всю партию, лишила ее самостоятельной роли, бросила ее под свои ноги.

Поскольку вся верховная власть оказалась в руках партии, возвысившийся над нею партийный диктатор, с ее помощью и ее именем, подчинил себе всю страну. Рассмотрим теперь все те неизбежные последствия, которые неумолимо последовали за этим первым актом.

В центре экономических и социальных преобразований стояла, как известно, индустриализация, которая должна была в кратчайший период создать в стране передовую промышленность. Опираясь на техническое переоборудование русской промышленности, предполагалось на ее основе преобразовать и все сельское хозяйство.

В свое время источниками индустриализации капиталистических стран служили ограбление колоний, получение контрибуций, кабальные концессии. Индустриализация советской России могла совершиться только за счет внутренних источников и в темпы, которые позволяли эти источники.[1]

Труд промышленных рабочих и крестьян и материальные средства, принадлежавшие крестьянам, были единственными реальными источниками индустриализации в СССР. Реальными средствами были беспощадная эксплуатация рабочих и экспроприация непосредственных товаропроизводителей в сельском хозяйстве. В городе и деревне развертываются полные драматизма события, которые в исторической жизни России заполнили несколько десятилетий, осложненных войной против фашизма.

В развитии индустриализации важно отметить следующий “закон”: в то время как рабочие и крестьяне нечто теряют, единоличный диктатор и его приспешники нечто приобретают; первые слабеют, вторые усиливаются. Рабочие фактически теряют завоеванные в октябре 8-часовой рабочий день, повышенную заработную плату, улучшенную охрану труда, рабочее самоуправление, профсоюзы. Зато неудержимо растет грозная сила – бюрократия, отчасти рекрутируемая из рабочих, которая подчиняет своему контролю каждое движение трудящихся.

Общее вздорожание жизни с лихорадочной быстротой понижает реальный уровень жизни, труд становится все интенсивнее. Число контролеров и надсмотрщиков, число освобожденных от производительного труда становится больше, зато людей, непосредственно занятых трудом, относительно меньше.

Грандиозные изменения происходят в сельском хозяйстве. В отличие от рабочих, каждый крестьянин был не только носителем труда, но и собственником скота, орудий, запасов и прочего. Все это приказано считать не личной собственностью производителей, а собственностью групповой, фактически принадлежащей государству. Даже там, где никогда не было земледелия, нет тракторов и не хватает лошадей, спущенные сверху планы обработки колхозной земли выполняются при помощи крестьянских коров. Крестьянство засоряется многочисленной оравой председателей, бригадиров, счетоводов. Все это “борцы” за самое передовое в мире сельское хозяйство!

Тем временем под этой завесой скромные запасы, накопленные деревней, фактически переходят в полное распоряжение государства, которое становится неограниченным распорядителем рабочей силы. Крестьяне и рабочие теряют право распоряжаться своим трудом и его продуктом. Они рассматриваются как живые орудия, принадлежащие новому неограниченному и ненасытному владыке. Под видом добровольного вступления в колхозы Россия по команде, в немыслимо короткий срок превращается в страну сплошной коллективизации, в страну “самого передового” сельского хозяйства.

Все те, кто оказывает этому сопротивление или не обнаруживает достаточного послушания и поворотливости, обрекаются на страшную судьбу. ‘”Сопротивляющихся” тысячами лишают имущества, их семьи изгоняются из своих домов, их самих отправляют туда, где они исчезают навсегда.

Если одни люди протискиваются к общественному пирогу, а другие за критику их действий вычеркиваются из списка живых, то пусть нам объяснят, как можно считать неизменной природу такого социального строя? Мы до сих пор думали, что не вещи, а отношения людей определяют природу последнего.

Вернемся, однако, к теме. Оставшиеся на месте крестьяне, наблюдая “живые уроки”, становятся послушными приказам начальства. Становясь послушными исполнителями, они работают в общественном хозяйстве только для отвода глаз. Можно с уверенностью сказать, что по суровости репрессий, испытанных русским крестьянством, Советскому Союзу принадлежит среди цивилизованных стран заслуженный приоритет. Страшные страницы сплошной коллективизации могут с успехом поспорить со страницами первоначального капиталистического накопления.

Сельское хозяйство переживает крутое снижение уровня. Занятое в сельском хозяйстве население впадает в безысходную нищету. Значительная часть молодого и трудоспособного крестьянства, если оно не встречает неодолимых препятствий, не может оставаться пассивным. Происходит массовый отлив населения из сельского хозяйства “куда глаза глядят”, и в первую очередь в те города, где идет новое промышленное строительство. Эти места порою неблагоустроенны, но и отчаявшиеся переселенцы не требовательны, так как за своей спиной они оставили нищету и прозябание. Они не только готовы мириться с любыми условиями жизни, но и без сопротивления отказываются от тех революционных завоеваний, которыми когда-то гордились русские рабочие. Это делается тем неизбежнее, что в лице своих мнимых защитников они встречают в руководителях профсоюзного движения преданных слуг единоличной власти.

Это не случайность, если в стране во всех областях жизни со сказочной быстротой растет новая бюрократия, послушная снизу до верху начальству. Рабочие и крестьяне, а следовательно и их советы теряют власть, которая переходит к диктатору и его ставленникам.

Политическая власть и средства производства продолжают номинально считаться собственностью народа, но это положение, правильное в первые годы после революции, перестало отражать современное соотношение сил. Новая корпорация, созданная при жизни Сталина, не только в корне изменила положение вещей, но она вообще создала новый общественный строй, который правильнее назвать олигархическим.

При этой системе государственная собственность становится прочным достоянием группы видных политических деятелей, дорвавшихся тем или иным способом до политической власти и монополизировавших ее. Действующая от ее имени и подконтрольная ей бюрократия, устраивающая свои дела и делишки, будучи застигнута с поличным, подвергается опале, но это ничего не меняет. Люди становятся более хитрыми и ловкими, но это нисколько не облегчает положения трудящихся, государственное имущество продолжает оставаться предметом вожделения.

Господствующей группе принадлежит вся полнота власти над народом. Это господство прикрывается ширмой мнимой принадлежности этой группы к рабочему классу: “Мы люди одного класса с рабочими, но являемся среди последних самыми передовыми и сознательными представителями”. Между тем этот новый класс отличается от старого господствующего класса только тем, что он полностью монополизировал слово – устное и письменное – и превратил своих так называемых публицистов, работников печатного слова в платных слуг, которые пишут то, что им прикажут и диктуют.

Под прикрытием разговоров о социализме трудящиеся превращаются в объект самой необузданной эксплуатации. При этом эксплуататоры пользуются услугами созданного ими в невиданных размерах класса правящей бюрократии, которая служит им верой и правдой, хотя и обманывает и грабит все, что возможно.

Высший класс этого общества представляет собою замкнутую корпорацию, самопополняемую, никем не контролируемую и никому не подчиненную. Фактически (за немногими исключениями) свои должности члены олигархии занимают пожизненно.

Сохраняя внешние признаки народовластия, олигархия, сама решая все вопросы, иногда, впрочем, запрашивает народ.

В итоге создается общество с новой социальной структурой, при которой политическая власть и все средства производства принадлежат олигархии, опирающейся на бюрократию.

В эпоху единоличной диктатуры советский социалистический строй подвергся глубокой деформации. Созданный при жизни Сталина общественный строй фактически является разновидностью государственного капитализма, а присущая ему форма политического и экономического господства – олигархической.

6. Несколько мыслей о свободе духовного творчества

Духовное развитие общества при социализме неоднократно обсуждалось друзьями и врагами социализма. Будет ли при полной победе социализма вся духовная деятельность общества подчинена государству, поставлена в зависимость от политических сил, которые будут принудительно направлять духовную, в том числе художественную и научную деятельность людей?

Попытаемся разобраться в этом. Крупное материальное производство возможно лишь при условии кооперированного и дисциплинированного труда, подчиненного определенным нормам, тем более обязательным, чем крупнее производство. Совместный и дисциплинированный труд невозможен без ограничения в какой-то мере личной свободы, но благодаря росту производительности труда, основанного на крупном производстве, духовная свобода получит при социализме невиданный ранее простор. И этот простор отразится на судьбе каждого отдельного человека.

Взаимные отношения людей станут более свободными и более индивидуальными. Чем ощутимее выступает принудительное начало в процессе материального производства, поступающего под общественный контроль, тем свободнее становится отдельная личность вне сферы материального производства. Социалистическая централизация материального производства делает возможной и даже необходимой полную свободу интеллектуальной, художественной и вообще духовной деятельности.

Социализм дает такой простор духовной жизни, какого не знало человечество в прошлом: вечное искание лучшего, испытание нового, отвержение старого ради лучшего нового, вечное, непрекращающееся движение. Все это не имеет ничего общего с характерным для сталинского времени рабским послушанием перед начальством, особенно отвратительным, если известно, каким способом это начальство достигло превосходства, во имя которого оно требует от всех дисциплины и послушания.

При социализме идеал счастья будет выработан не по указке, внешней для каждого разумного существа, а будет возникать из внутренних побуждений свободного человека. Исчезнет категория людей, призванных “осчастливливать” других людей, в действительности же деспотически управляющих другими и карающих за непослушание.

Среди высоких духовных потребностей человека самая могучая – познание, свободное исследование всех проблем бытия без какого-либо изъятия. Свобода познания – первое и главное требование, которое предъявляет общество социалистическому строю. Может ли социалистическое общество мириться с тем, что его духовная жизнь протекает под постоянным контролем государства, что последнее, вторгаясь во все сферы жизни, регламентирует и подвергает их принудительной и всесторонней опеке?

Действительная причина того, что произошло в СССР, не в “культе личности”, а в создании общественных отношений, при которых одна или несколько привилегированных личностей получают силу и возможность контролировать всю духовную жизнь общества. Так называемый “культ личности” сопровождается рабским самоуничижением людей, вынужденных отречься от своего права на творчество, обреченных петь дифирамбы и произносить панегирики. Пресмыкательство, страх –это тень, которую бросает “личность”. Освобождение от раболепия и страха достижимо лишь при создании такой объективной обстановки, которая делает невозможной личную диктатуру, ибо существование последней свидетельствует о социальном неравенстве, о привилегированном положении “личностей”, сколько бы их в конце концов не насчитывалось.

Радикальное исцеление общества от этой язвы заключается только в одном: в установлении свободы мысли и свободы слова, обеспеченных для всех граждан. Разумеется, свободу, о которой идет здесь речь, следует понимать не в том анекдотическом смысле, в каком определила ее Екатерина II, а именно как свободу делать все то, что “законы дозволяют”, то есть разрешает сама Екатерина.

Может ли существовать творчество без свободы? Предположим, что государственная власть выражает интересы большинства населения. И в этом самом благоприятном случае духовная жизнь общества может быть поставлена в зависимость от решений этого большинства. Нам хорошо известно, что многие достижения духовного творчества составляли вначале достояние лишь незначительного меньшинства, которое часто вступало в борьбу с традициями и привычками большинства. Определенные направления в науке или в художественном творчестве, приостановленные в своем дальнейшем развитии, как это бывало в годы сталинской диктатуры, задерживают развитие и во всех тех смежных отраслях, с которыми они связаны, ибо все науки и все искусства связаны между собой множеством ходов и каналов. Особенно губительные последствия для научного и художественного творчества несут с собой посеянные в обществе неуверенность и страх. Внушенное страхом оцепенение мысли и чувства способно парализовать творческую деятельность целого поколения.

Капиталистический общественный уклад, который создал предпосылки социализма, с особенной силой пробудил в индивидууме самосознание, освободил от рабского послушания и подчинения большинству. Больше, чем когда-нибудь прежде, здесь каждый стремится развивать свою индивидуальность, свободно определять свои отношения к другим людям; и отношения эти складываются тем свободнее, чем они индивидуальнее и интимнее. Деятели в сфере духовного творчества смело говорят и пишут то, что они думают, не боясь расплаты за свою откровенность. Ведь главная задача их деятельности в том, чтобы помогать людям находить смысл их жизни. Это требует большой гражданской смелости.

Свободный обмен мнений, ничем не стесняемое соревнование идей является вернейшим средством для борьбы с общественным злом и залогом общественного прогресса. Свойственное социализму регулирование общественного производства и освобождение человеческой личности не могут решаться одинаковым образом. В области духовного творчества централизованное управление и контроль не только не нужны, но и бессмысленны. Здесь может господствовать только вольная деятельность, свободная от принуждения, опеки и контроля.


[1] Возможен был еще один источник – получение средств из капиталистического мира, но этот источник был естественно отвергнут.